Москвич по рождению, Александр Айзенштат последовательно занимался искусством лишь в детстве и юности. Ученик известного акварелиста и живописца С.П. Скульского, он жил в самом сердце старой Москвы. Важно отметить, что творчество Скульского было связано с большой художественной традицией мастеров«Бубнового валета» (группировки основанной в 1910 г.) и ученичеством у Роберта Фалька, представлявшего эту группировку. Кроме того, молодой живописец открыл мир нового и необычного для советского зрителя искусства в прославленных залах Пушкинского музея, который посещал довольно часто и даже копировал некоторые произведения, так что его наставниками можно назвать и Рембрандта, и Ван Гога, и Пикассо.

Однако истинный духовный путь нашего мастера увёл его в другие пределы: эмигрировавший в 1974 году в Израиль, он посвящает себя служению Богу, преображаясь в истинного Учителя. Возвращение к живописи состоялось не так давно, всего лишь несколько лет назад, когда основавший Московскую еврейскую Академию, Айзенштат вновь взял в руки кисти и краски. Подобный путь, полный самоотрешённости и духовных поисков, прошли многие известные мастера живописи, без имён которых теперь немыслима история искусства.

Мы знаем, что семья живописца была далека от художества. История этой семьи, прошедшей через горнила революции, гражданской и Великой Отечественной войн кажется чем-то похожей на другие и, тем не менее, замечательна некоторыми яркими личностями. Известно, что один из прадедов занимал престижное положение купца I гильдии, поэтому преодолев черту оседлости жил в Москве. Другой прадед был раввином, одним из самых выдающихся знатоков Талмуда, знаменитым равом Рабиновичем (Ицхак Яков), память о котором до сих пор хранит традиция. Дед - Исаак Айзенштат, родом из Прибалтики, жил и умер в Москве, однако большая часть его биографии связана со странами Запада. Он изучал математику и физику во Франции, жил в Италии и Испании, знал восемь иностранных языков, был, кроме того, марксистом и слушателем партийной школы на Капри и даже обучал математике Максима Горького. Дядя Александра – Самуил Айзенштат - знаменитый «красный профессор» - известный социолог и криминалист, переведший труды Сталина на иврит, восторженно пропагандировал Советский Союз и его идеологию в Израиле. Этот человек сыграл довольно важную роль в российской истории. В годы царствования Николая II возглавил организацию революционеров-социалистов «Рабочие Сиона», принял активное участие в Октябрьской революции 1917-ого года, а в 1919 – 1921 годах работал в Румянцевском музее в Москве, куда по его инициативе доставили знаменитую библиотеку Шнеерсона, одним из первых описал и изучил редчайшие книги из этого собрания. После эмиграции в Израиль в 1950-е годы основал издательство «Ликуд» и возглавил Лигу защиты прав арабов. Отец художника – Яков – юрист и адвокат, блестящий выпускник Юридического факультета Московского государственного университета, был в годы Великой Отечественной войны фронтовиком и даже секретарем армейского суда. Мать художника – Раиса – лингвист и филолог, преподаватель немецкого языка, как выпускник романо-германского отделения МГУ, прекрасно знала историю зарубежной и русской литературы и, кажется, привила любовь к художественному слову своему сыну.

Связь с религиозной традицией в этой семье в советские годы была утрачена, так же, впрочем, как и у миллионов соотечественников, поэтому обращение юного Александра к вере может показаться настоящим чудом, произошедшим в самой гуще обыденности. В возрасте шестнадцати лет Александр случайно находит старую потрепанную Библию и начинает ее читать, из Библии он понимает, что евреи сыграли большую роль в истории человечества, ведь основная часть этой книги – это история иудейского народа. Для юноши из советской семьи это «открытие» стало настоящим откровением, а массовый отход еврейского народа от религиозности был осмыслен им как трагедия, включавшая в себя даже суды над Торой, состоявшиеся в Москве в 1929 году.

Этот конфликт и историческая несправедливость вынудили Александра эмигрировать в Израиль в 1974-ом году, когда 22-летний молодой человек впервые оказывается за рубежом. Именно здесь, на земле праотцев и происходит приобщение к Вере. Однако не сразу, а лишь в череде испытаний -службы в армии, сельскохозяйственных работ в кибуце, проживании в экзотическом старинном городке Цфате на севере Израиля.

Расположенный в горах, городок покрывался снегом зимой, со склонов открывалась величественная панорама Генисаретского озера. В местной общине издревле сложилась традиция изучения и толкования Каббалы. Живописные окрестности Цфата и прекрасная природа кибуца, с его цитрусовыми садами, заставляют вернуться к живописи, однако местный галерист желает покупать просто «картинки», созданные на потребу туристам. Казалось, что условий для занятий живописью не было, но Александр всегда беспрерывно рисовал, не прерывая своих занятий искусством в странствиях и лишениях.

Истинный поворот происходит во время полуторагодичной службы в армии, когда Александр становится по-настоящему религиозным, оказываясь в двух мирах - в мире Торы и в мире искусства.

Отношение к изобразительному искусству в иудейской традиции далеко от того абсолютного, к которому привыкли мы. Уделяя приоритетное внимание тексту, традиция не борется с изобразительностью, но отрицает идолопоклонство. Поэтому всякое произведение живописи Айзенштата осмысленно, оно подобно посланию, притче и даже проповеди. Избегая излишней повествовательности, его живопись отличается пластической мощью, обладает силой высказывания и, как это ни парадоксально для современного светского человека – исключительной скромностью автора, чурающегося восторженного отношения к написанным им картинам. Художник, превозносящий свое творчество и видящий в нем высокий смысл, кажется Александру странным. Для нашего мастера гораздо важнее другие ценности – прежде всего человек, семья, ученики и та общественная деятельность, которая преображает окружающий мир. Художник близок к искусству и одновременно далек от него, живопись лишь часть его большой работы, поэтому картина не может стать тем, что лежит выше абсолютных понятий веры. Трагическая история библейского мастера Хирама, украсившего Иерусалимский храм и возгордившегося сотворенным – свидетельство особенного отношения иудаизма к искусству, которое никак не может возвысить своего творца «до самых небес». Об этом говорит нам картина Айзенштата «Слепые музыканты» (2013), герои которой, не слышат ничего, кроме музыки, они не только слепы, но, кажется, и глухи, замкнувшись на ремесле (хотя на первый взгляд может показаться, что перед нами брейгелевская интерпретация известной библейской притчи). Мощная экспрессия охристых тонов, выразительная, почти рельефная лепка поверхности, монотонный, одномерный ритм, расположение фигур – пластически оформляют высказанную художником идею.

КартиныАйзенштата – это торжество рембрандтовского колорита, преображённого метафизическим светом, нисходящим в призрачную реальность мира. Это монохромная поэзия приглушённых осенних тонов и мощный всплеск синего, красного, зелёного, жёлтого – обозначающих лишь грани бытия. Витражное свечение акриловых красок заставляет вспомнить об особом зрении их творца – служителя Бога, наставника и мыслителя (не всякому открывается завеса, скрывающая тайны бытия). Циклы картин Айзенштата как вспышки света кинематографа – открывают повествование, размышление о человеке, его месте в грандиозном мироздании, показывая нам мистику быта – знаки предопределения всего сущего. Эти циклы, насчитывающие иной раз по два десятка картин, превращаются в своеобразный текст, «камни-слова» из которых сложены притчи Учителя: «Руки», «Картинки из детства», «Карнавал», «Куклы», «Знаки зодиака» «Цветы», «Спектр жизни».

Наш художник подобен капеллану из романа Ф. Кафки «Процесс», читающему проповедь в пустом соборе только лишь для одного человека. Это была проповедь о неких Вратах Знания, «Вратах Закона» – которые скрыты грубой оболочкой реальности. Кафка – литературная привязанность Айзенштата. Свидетельства этой привязанности - многочисленные иллюстрации, эскизы обложек книг любимого писателя и рисунки – виртуозная графика, выполненная пером и тушью в филигранной рембрандтовской манере. Рисунки на маленьких листочках бумаги, которые художник делал всегда, в дни невзгод и странствий, и духовного восхождения, задолго до своего возвращения к живописи. Так же как Кафка, формулирующий «Закон жизни» словами, наш художник показывает его пластическими средствами.

Русская литература важна для художника, особенно Ф. Достоевский, рисующий образ города и заключенного в его недрах человека, как полную противоречий и конфликтов драму, представляющую человека как жалкое порождение города и его жертву. Среди поэтов – это О. Мандельштам, которому посвящены многие произведения живописца. Особенно трогают художника последние стихи поэта, отразившие скитальчество и трагическое предчувствие гибели – библейская драма о блудном сыне, все ищущем что-то, желающем найти…

Серия картин «Цветы» - как времена года, ступени человеческой жизни, ступени подъёма, приводит нас к другому циклу полотен – «Спектр жизни» (2009), в котором преображённый мыслью цвет, превращает их в ярко светящиеся витражи воображаемого, нематериального здания души, построенного каждым из нас в течение жизненного пути. Картины нередко сопровождают стихи-притчи, вырастающие из кажущейся незыблемой обыденности, они показывают красоту, тяготы и призрачность реальности перед лицом Того, кто сотворил этот мир.

«Картинки из детства» (2010)- в них угадываются тщетные занятия взрослых, попусту растрачивающих время и предавших забвению дух. «Куклы» (2009, 2011) ? Нет, не детские игрушки, а скорее марионетки, жертвы манипуляций неких престидижитаторов и кукловодов. «Карнавал» (2010, 2011)?Нет, не исторический венецианский праздник, а лицемерный хоровод, когда лицо, превратившееся в личину, спрятано маской, скрывающей истинную душу. «Бомжи» (2012)? Нет, не социальная проблема, социология чужда нашему художнику. Но размышления о метафизическом одиночестве человека, скитающегося не по миру, а по жизни, в поисках Бога – как библейская притча о блудном сыне, известная нам хотя бы по знаменитой картине Рембрандта.

Серия картин «Городские потоки» (2015) представляет современный город как стихию, в которой трудно увидеть человека – это цветовые вихри, волны, всплески в бурной динамике мелких мазков, большие пуантилистские панно, противопоставляющие хаос современного мегаполиса миру природы, исполненному гармонии и порядка. Напряженные локальные пятна цвета подобны потокам лавы в хаосе городского муравейника.

Сложный философский текст, который предлагает живописец, обладает большой художественной силой: безупречное композиционное мастерство, звучность и эмоциональная приподнятость колорита, крепкий рисунок, нарочито стремящийся к упрощению – особенной выразительности линии, которая одним росчерком передаёт портрет и характер, хотя бы в серии картин «Руки», где неповторимая пластика жеста расскажет вам о человеке больше, чем его лицо.

Станковая картина, долгое время являвшаяся изгнанницей, с триумфом возвращается в русло художественного процесса, невозмутимо доказывая свою актуальность и востребованность так, что развитие современной культуры без станкового полотна кажется уже просто немыслимым. Эпоха инсталляций и перформансов, смелых и безудержных поисков художников-концептуалистов, кажется, завершается торжеством красочной стихии, к созиданию которой причастен и наш художник. Путь, пройденный Александром Айзенштатом в искусстве, не отличается той прямолинейностью и стройностью, к которой привык изучающий биографии художников читатель. Это настоящая дорога жизни, показывающая нам все повороты и спуски, подъёмы и виражи, вехи неизбежности и судьбоносного предопределения

Кирилл Гаврилин

Кандидат искусствоведения, профессор, заведующий кафедрой Истории искусства и гуманитарных наук Московской государственной художественно-промышленной академии имени С.Г. Строганова.

Член научного комитета Центра изучения русского искусства (CSAR) при университете Ка`Фоскари, Венеция.

Почетный доктор университета Сайбер, Сеул, республика Корея (Seoul Cyber University)